|
Питер Пауль Рубенс, 1638
1
2
3
4
|
Роже Авермат. "Питер Пауль Рубенс" Вольное описание жизни художника
Новая страсть
Тем не менее почти сорок лет принц Мориц был щитом и шпагой молодой республики. Кроме сражений, которые он выиграл в открытом поле, он взял осадой тридцать восемь городов и крепостей, захватил неожиданным нападением пять городов и десять фортов и освободил двенадцать крепостей, осажденных врагом. Он был великим полководцем, стратегом и реформатором военных методов. Какой-то жеманнице, пожелавшей услышать от пего самого имя первого из современных полководцев, он ответил: «Спипола - второй». Этот сын Молчаливого и Анны Саксонской воспитал талантливых учеников, которые в дальнейшем показали, что они достойны своего наставника, - это его брат Фредерик Хендрик и их двоюродный брат, молодой Тюрепн. Однако Испания надеется, что, лишившись Морица, Соединенные Провинции станут более сговорчивыми и скорее согласятся на мировую.
Вскоре Рубенс начинает принимать активное участие в переговорах. «Ради того, чтоб услужить моей государыне, мне приходится часто выезжать без промедления, он и в самом деле очень много разъезжает. То он в Дюпкерке вместе с инфантой и Спинолой, снаряжающим военный флот, то в Германии. Полгода он проводит в Брюсселе. «Я очень устал от того, что так долго нахожусь вдали от дома» 178, - пишет он в ноябре. Но все же не возвращается... С тревогой следит Рубенс за действиями Англии, Франции и Голландии, за Тилли и Валлепштейпом, а также за событиями в Ла-Рошели 180. он мечет громы и молнии против Бекингема, повинного в нападении на Кадис, и сожалеет о молодом повелителе этого наглеца, «который очертя голову бросается сам и увлекает свой народ в безумную, ничем по оправданную, затею. Ибо войну можно начать по своей воле, но отнюдь не всегда ее удается по своей воле закончить». Мудрые слова, вполне оправданные смутными временами в Европе.
После восстания в Богемии война все шире распространяется по империи, и еще трудно предвидеть, какой размах она приобретет.
Невзирая на все эти неприятности, Рубенс не забывает о своих личных интересах. Что бы он ни говорил, он очень раздосадован, что заглохли разговоры о галерее Генриха IV. Тщетно пишет он аббату де Сент-Амбруаз. Этот достойный человек не утруждает себя ответом. «Из его молчания я заключаю, что ветер переменился, впрочем, это меня нимало не огорчает», - пишет он Валаве и, однако, просит этого придворного «осторожно» осведомиться, чем вызвано молчание аббата. Не без досады Рубенс подводит итог своей работе во Франции: «Если посчитать, сколько раз мне приходилось ездить в Париж и сколько времени я там потерял зря, нельзя не признать, что мой огромный труд в честь королевы-матери был для меня весьма невыгоден. Не относить же в самом деле к выгодам этой работы щедрость герцога Бекингема».
Рубенс умалчивает о том, что пребывание в Париже дало ему возможность написать портрет короля Людовика XIII в военных доспехах, а также парадный портрет королевы Анны Австрийской. Впрочем, если работать для царствующих особ лестно, то заставить их раскошелиться нелегко. Тот же самый Людовик XIII уже несколько лет назад заказал Рубенсу двенадцать картонов для гобеленов, воспроизводящих эпизоды из жизни Константина, по все еще не заплатил. Рубенс несколько смягчился, узнав, что Ришелье намерен купить у пего две картины, но тут же по преминул напомнить о том, что с ним еще не расплатились за старые работы.
Увы, времена отнюдь не благоприятны для тех, кто занят мирным трудом. Англия подписала договор с Голландией. Французский король пытается договориться с гугенотами, чтобы укрепить свое международное положение. Дела Испании плохи, как никогда. Забывая свою обычную сдержанность, Рубенс восклицает: «Уж лучше бы эти юнцы, от которых нынче зависит судьба мира, договорились между собой по-дружески, чем будоражить по своей прихоти весь христианский мир». Юнцы - это Людовик XIII, Карл I и Филипп IV. Самому старшему из них двадцать четыре года.
В феврале Рубенс возвращается наконец домой. Здесь с грехом пополам начали готовиться к войне с голландцами. На море уже были первые стычки. И, как всегда, стране не хватает денег. Ее высочество инфанта в согласии со своим покойным мужем в свое время поддержала идею создания ломбардов, чтобы облегчить долю несчастного народа, из которого высасывали кровь пиявки-ростовщики, а теперь ей самой приходится прибегнуть к услугам этих заведений. Суперинтендант финансов Венсеслас Кубергер, более сговорчивый, чем банкиры, выдает эрцгерцогине деньги под залог ее драгоценностей.
Рубенс всегда с интересом осведомляется о новых книгах, особенно если речь в них идет об археологии, но подлинная его страсть - политика. Хотя в письмах к Пейреску и Валаве он постоянно комментирует различные ученые труды, большая и самая живая часть этих писем посвящена европейским делам и отчасти придворным сплетням. Уезжая из Парижа, Валаве предложил Рубенсу вместо себя другого корреспондента. Это Пьер Дюшои, историк и гуманист, который составил опись архивов и опубликовал акты Тридентского собора.
В середине июня Рубенса внезапно постиг тяжелый удар. В возрасте тридцати четырех лет умерла Изабелла Брант. Она жила так незаметно, так скромно держалась в тени, что невольно забывают о том, что в течение шестнадцати лет она была верной подругой художника. В общем о ней мало что известно. В восемнадцать лет она вышла за Рубенса и родила ему рано умершую дочь Клару Серену и двух сыновей - Альберта и Николаса. Она была скромной свидетельницей восходящей славы мужа. Ее портреты, написанные Рубенсом, почти ничего не говорят о ее внутреннем мире. У нее были большие мечтательные глаза, спокойное выражение лица, но, пожалуй, в улыбке, которой художник наделил ее в последнем портрете, чувствуется меланхолия.
Изабеллу Брант похоронили в аббатстве св. Михаила рядом с Марией Пейпелинкс, и Рубенс украсил гробницу жены картиной, изображающей деву Марию с младенцем Иисусом. В письме к своему новому другу Пьеру Дюпюи он произнес надгробную хвалу покойной: «Я потерял добрую подругу, которую любил и не мог не любить по той естественной причине, что она была совершенно лишена недостатков, свойственных ее полу: она не была ни суровой, ни слабой, а доброй, честной и столь добродетельной, что все любили ее при жизни и оплакивают после смерти. Эта утрата поразила меня до глубины души, и поскольку единственный врачеватель всех горестей - это забвение, дитя времени, мне не остается ничего другого, как уповать на него. Но нелегко мне будет отрешиться от горя при воспоминании, которое до конца моих дней я сохраню об этом самом дорогом и чтимом мною существе». И он добавляет, что путешествие несомненно принесет ему пользу. «Новые впечатления открывающиеся взору при перемене мест, занимают воображение и не дают пробудиться скорби».
Рубенс скорбит. Но уже старается утешиться. Такова жизнь...
« назад далее »
|