Шубка, 1630

Инфанта Изабелла, правительница Нидерландов, 1625

Самому Рубенсу раскрытие «неуловимой духовности», значительности внутреннего эмоционального мира человека удавалось в полной мере, особенно в портретах тех, кого он хорошо знал. А обстоятельства создания «Портрета камеристки» были необычны. Существует весьма убедительное предположение, согласно которому портрет этот представляет собой несколько идеализированное посмертное изображение старшей дочери художника, Клары Серены (1611—1623), умершей в возрасте двенадцати с половиной лет. Предположение основывается на сходстве модели эрмитажной картины с другими живописными изображениями (например, в Метрополитен-музее в Нью-Йорке), по традиции считающимися портретами Клары Серены. Название эрмитажного портрета восходит к надписи, сделанной, вероятно, в XVII веке на подготовительном рисунке к нему (графическое собрание Альбертина, Вена), которая переводится как «Камеристка инфанты в Брюсселе». На венском рисунке, исполненном, несомненно, с натуры, изображена еще совсем девочка, худенькая, болезненная, с узкими плечиками и большой головой. Возможно, этот рисунок был сделан художником во время предсмертной болезни Клары Серены. На эрмитажном портрете она выглядит намного старше. Повидимому, художник писал его уже после смерти дочери, в своем воображении рисуя се взрослой, и, соответственно, убрал из портрета черты, характеризующие угловатость подростка.

Удары судьбы один за другим обрушиваются на Рубенса; в 1623 году он переживает потерю дочери, а в 1626-м, вероятно от эпидемии чумы, свирепствовавшей тогда в Антверпене, умирает и его жена, Изабелла Брант. Тяжело переживая это новое горе, художник, чтобы как-то заглушить боль, глубоко погружается в пучину дипломатической деятельности. В 1627 году он едет с секретным поручением в Париж, а затем, под видом живописца, совершающего путешествие с целью изучения искусства, — в Голландию, где ведет тайные переговоры с поверенным английского министра герцога Бэкингема. В 1628 году Рубенс отправляется в Мадрид для встречи с испанским королем, а в 1629-м — в Лондон для завершения переговоров. В 1630 году многолетние усилия художника наконец венчает успех: мир между Испанией и Англией подписан, то есть окончена морская война, в которую Испанию втянула в 1625 году Англия и от которой страдали и Южные Нидерланды. Правда, на саму церемонию в Лондон приехал знатный вельможа дон Карлос Колома, который и подписал от имени испанского короля подготовленный Рубенсом договор. Ведь согласно представлениям той эпохи делами государственными подобало заниматься лишь лицам аристократического происхождения, имевшим к тому же высокое положение в обществе. Рубенс же был всего только человеком, жившим трудом своих рук и своего разума, и хотя в 1624 году испанским королем Филиппом IV ему была дарована дворянская грамота, а затем и золотая цепь рыцаря, родовые аристократы, вроде богатейшего нидерландского вельможи герцога Арсхота, никогда не отказывали себе в удовольствии лишний раз унизить художника, давая ему понять, как надлежит вести себя с теми, кто стоит выше на общественной лестнице. В конце концов, потерпев в 1631—1632 годах неудачу в очередных переговорах по поводу возможности заключения перемирия с Голландией, Рубенс, «возненавидев дворы» и ощутив всю тщету своих усилий в мире, раздираемом противоречиями «железного века», оставляет дипломатическую деятельность, всецело отдавшись творчеству.

В декабре 1630 года художник вступает во второй брак, женившись на шестнадцатилетней Елене Фоурмент, младшей дочери богатого торговца шпалерами Даниеля Фоурмеита. «Я взял молодую жену, — писал он Пейреску 18 декабря 1634 года, — дочь честных горожан, хотя меня со всех сторон старались убедить сделать выбор при Дворе, но я испугался порока знати — гордыни, особенно свойственной этому полу. Я хотел иметь жену, которая бы не краснела, видя, что я берусь за кисти...» «Теперь, — добавлял в том же письме художник, — я спокойно живу с моей женой и детьми... и не стремлюсь ни к чему на свете, кроме мирной жизни». А как человек, по его собственному выражению, «мирных вкусов и заклятый враг войн, тяжб, столкновений и ссор», Рубенс в своих поздних произведениях словно стремится противопоставить современной ему действительности — тяжелой поступи «железного века» — созданный им образ «века золотого», когда, «упражнений военных не зная, сладкий вкушали покой безопасно живущие люди». Этим словам Овидия из первой книги «Метаморфоз», поэтически отразившим представления древних о начальной поре истории человечества, многие среди, поздних пейзажей Рубенса созвучны по духу. Их характер определяет то же ощущение ясной гармонии, согласного существования человека и мира окружающей его природы, которое наполняет строфы античной поэмы, рисующие картину «золотого века». В пейзажи Рубенса оно приходит, сменив отличающие его работы начала 1620-х годов напряженные ритмы и героический пафос. Так, в эрмитажном «Пейзаже с радугой», относящемся к первой половине 1630-х годов, стремление к гармонии и равновесию сказывается как в формальном строе, так и в сюжетных мотивах композиции, ибо идиллическому настроению отдыхающих после трудового дня пастухов вторит безмятежный покой окружающей их природы. Характерно при этом, что в своих поисках гармонической цельности образа художник опирался на произведения, особенно любимого им Тициана, новый толчок к контакту с искусством которого он получил во время своей последней дипломатической поездки в Испанию в 1628—1629 годах. Собственно, во всех пейзажах Рубенса первой половины 1630-х годов ощущается воздействие композиций Тициана и варьируются его мотивы. Не составляет исключения и эрмитажный «Пейзаж с радугой». Но выраженная в нем чисто ренессансная идея о гармоническом единстве человека и мира воспринимается лишь как прекрасная мечта, осуществимость которой столь же призрачна и эфемерна, как и явление радуги на небе. Впрочем, все негативные мысли отступают на дальний план перед волнующей осязательностью зримого воплощения этой желанной мечты, ибо всю картину пронизывает чувство восторга, переполнявшее художника, продолжавшего без устали петь гимн немеркнущей красоте жизни...

Хотя после смерти инфанты Изабеллы в 1633 году Рубенс окончательно отошел от дипломатической деятельности, судьба и благополучие родной земли не переставали глубоко его волновать. И ярчайшим подтверждением его чувств гражданина и патриота стало участие, которое принял художник в работе по украшению Антверпена в честь прибытия в город нового наместника — преемника инфанты Изабеллы, брата короля Филиппа IV, кардинала-инфанта Фердинанда.

Такие встречи нового правителя были старинным обычаем нидерландских городов, утвердившимся с времен средневековья. Некогда это был торжественный государственный акт: во время церемонии новый правитель подтверждал все права и привилегии города, после чего горожане приносили ему клятву верности. Но постепенно данный обычай, получивший название «торжественного въезда» или «радостного вступления», утратил свое политическое значение, превратившись в пышное празднество в честь нового правителя или его наместника в Нидерландах, празднество, пробудившее к жизни своеобразный вид искусства, соединивший в себе и архитектуру, и живопись, и музыку, и театральное действие.

Въезд в Антверпен кардинала-инфанта Фердинанда 17 апреля 1635 года также не был государственным, политическим актом. Но талант и патриотическое чувство Рубенса возвысили его до значения настоящего исторического события. Городские власти поручили Рубенсу составление общего проекта праздничного убранства города. Причем в решении антверпенского магистрата было высказано пожелание «показать нынешнюю степень обнищания страны и города, дабы подвигнуть его высочество им помочь». А в новом наместнике, только что (в сентябре 1634 года) одержавшем крупную победу над шведами при Нордлингене (Западная Германия), жители Антверпена надеялись найти долгожданного спасителя страны, ибо его победа, его реальный успех пробудили у них новые надежды: от Фердинанда ждали теперь установления мира и процветания государства. И именно поэтому Рубенс сделал его центральным героем сюжетов, избранных им для декоративных сооружений, украсивших город на время въезда кардинала-инфанта. Основой же их, главной темой была судьба родной земли, будущность Антверпена, тревоги и чаяния его жителей. А воодушевление, с которым встречали кардинала-инфанта, было всеобщим: ведь в работах по оформлению города участвовали едва ли не все жившие тогда в Антверпене живописцы, скульпторы и мастеровые самых различных специальностей. И поистине этот прием Фердинанда вылился в триумф единства национальной художественной школы, ибо за всю историю «въездов» Антверпен не видел столь цельного в идейном и художественном отношении ансамбля, какой составили исполненные по эскизам Рубенса временные сооружения, украсившие город в 1635 году.

  Социальная реклама: » Акустический динамик в автомобиль – мидбас, способный воспроизводить низкие частоты без сабвуферов.