Учителя Рубенса » Брюссельский музей » Рубенс в Мехелене » Картины Рубенса » Антверпенский музей » Рубенс-портретист » Гробница Рубенса »

Мария, преклоняющаяся перед Христом 1 2 3 4

Был ли Рубенс великим портретистом? Или он только хороший портретист? Этот великий живописец жизни плоти и духа, тонко передававший телесное движение и душевные переживания через выражение лица, зоркий и точный наблюдатель и ясный ум, которого идеальные человеческие формы никогда не отвлекали от изучения внешности вещей, этот художник живописных деталей, частностей, индивидуальных особенностей, наконец, мастер, универсальнейший из всех, обладал ли он теми способностями, которые в нем предполагают, а именно: исключительным даром передавать внутреннее сходство человека? Схватывал ли Рубенс в своих портретах сходство? Думаю, что на это никогда не отвечали ни да, ни нет, ограничиваясь признанием универсальности его дарований. Казалось, что художник, который больше, чем кто-либо другой, использовал портрет как естественную составную часть своих картин, всегда превосходно изображавший человека живого, действующего и мыслящего, должен был особенно мастерски писать портреты. Вопрос этот имеет большое значение. Он касается одной из характерных сторон многообразной натуры Рубенса и, следовательно, представляет случай для более подробного изучения сущности его гения.
Если к портретам, написанным специально, чтобы удовлетворить желания своих современников - королей, принцев, вельмож, ученых, аббатов, настоятелей монастырей,- прибавить еще бесконечное количество живых лиц, черты которых он воспроизводил в своих картинах, то можно сказать, что Рубенс всю свою жизнь только и делал, что писал портреты. Лучшие его произведения, несомненно, те, где он больше уделяет места реальной жизни.

Такова, например, его замечательная картина «Св. Георгий», представляющая собой не что иное, как написанный по обету семейный портрет, прекраснейший и любопытнейший документ, какой когда-либо оставлял художник 0 своих семейных привязанностях. Я уж не говорю ни о его собственном портрете, который он постоянно вводил в свои произведения, ни о портретах обеих жен, образами которых, как известно, он так часто и так нескромно пользовался для своих картин. Обращаться к натуре при всяком случае, выхватывать образы людей из реальной жизни и вводить их в свои вымыслы было у Рубенса привычкой, отвечающей его потребности. В этом проявлялись одновременно и слабость и сила его духа. Природа была его самым главным и неистощимым поставщиком. Чего он искал в ней, собственно говоря? Сюжетов? Нет. Сюжеты давали ему история, легенды, Евангелие, мифы и всегда, в большей или меньшей степени, собственная фантазия. Выражения и жесты естественно исходили от него самого, логически вытекали из хорошо продуманного сюжета, из почти всегда драматического действия, ставшего предметом изображения. Рубенс брал из природы лишь то, чем воображение снабжало его недостаточно, когда требовалось изобразить фигуру, исполненную жизни, согласно его представлениям, то есть обладающую чертами наиболее самобытными, характером наиболее определенным, когда требовалось создать индивидуальности и типы. Эти типы он скорее брал, чем выбирал. Он брал их такими, какими они существовали вокруг него, в современном ему обществе, из всех слоев и классов, при необходимости из всех народностей - принцев, воинов, церковников, монахов, ремесленников, кузнецов, лодочников, преимущественно людей тяжелого труда. В его родном городе, на набережных Шельды, художник мог найти неистощимый материал для своих громадных полотен на евангельские сюжеты. Он остро ощущал соответствие этих беспрестанно предлагаемых самой жизнью лиц с требованиями своих сюжетов. Когда же это заимствование из жизни не в точности отвечало этим требованиям - а случалось это часто - или коробило в нем и здравый смысл и вкус, то его любовь к своеобразию одерживала верх над требованиями темы, здравого смысла и вкуса. Рубенс никогда не отказывался от всего причудливого, превращавшегося под его кистью в проявление блестящего и дерзновенного ума. Именно благодаря такой непоследовательности он торжествовал над самыми чуждыми для него сюжетами. Он вкладывал в них искренность и жизнерадостность, необычайную непринужденность своих порывов. Произведения его почти всегда спасал великолепный кусок почти буквально списанной натуры. В этом смысле великий изобретатель изобретал мало. Он смотрел, учился у природы, копировал ее или воспроизводил по памяти, притом с точностью, равноценной непосредственному воспроизведению натуры. Придворная жизнь, жизнь соборов, монастырей, улиц, рек запечатлевалась в его чутком мозгу наиболее характерными чертами, самыми резкими акцентами и яркими красками, так что вне этих отраженных образов Рубенс почти ничего не придумывал, кроме общего плана и обстановки. Его произведения - это, так сказать, театр, где он режиссирует, ставит декорации, создает роли. Но актеров доставляет сама жизнь. Насколько Рубенс оригинален, тверд, решителен и могуч, когда пишет портрет, все равно с натуры или по непосредственному воспоминанию о человеке, настолько бледны лица, созданные его воображением.

О всяком мужчине и всякой женщине, которых Рубенс не наблюдал, не мог воспроизвести их главные черты, можно заранее сказать, что это фигуры неудачные. Вот почему его евангельские персонажи очеловечены больше, чем это допустимо, его герои ниже своей легендарной роли, а его мифологические существа с их мощными мышцами, блестящими телами и полным отсутствием выражения на лицах представляют собой нечто несуществующее ни в жизни, ни в фантазии, нечто противоречащее здравому смыслу. Ясно, что все человеческое чарует Рубенса, христианские догмы смущают его, а Олимп ему скучен. Посмотрите на большую серию аллегорических картин художника в Лувре: не нужно много времени, чтобы заметить его нерешительность, когда он сам создает тип, его несокрушимую уверенность, когда он пользуется для этого наблюдениями из жизни; нетрудно понять слабые и сильные стороны его творчества. В картинах Рубенса есть и посредственные, и даже вовсе ничтожные части - это его вымысел, и превосходные куски - портреты. Когда на сцену выходит Мария Медичи, она совершенна, «Генрих IV с портретом» - шедевр. Но никто не оспаривает полной ничтожности его богов - Меркурия, Аполлона, Сатурна, Юпитера, Марса.

  Социальная реклама: »