Петер Пауль Рубенс. Письма. Документы
I. Антверпен - Италия - Испания. 1589-1608
Рубенс - Аннибале Кьеппио
Вальядолид, 17 июля 1603 г. [итал.]
Высокочтимый Синьор.
Я не писал, потому что писал господин Иберти. Он восполнял все пробелы, причиненные моей небрежностью, которая не имела никакой иной причины, кроме присущего мне нежелания вмешиваться в чужие дела, исключая необходимейшие случаи; это не лень, а скромность. Но сегодня я не могу удержаться, чтобы не сказать Вашей Милости, как я счастлив, что благополучно закончил данное мне поручение. Я оставляю подробности для правдивого донесения, которое сделает господин Иберти; от него Вы с большим удовольствием услышите обстоятельный рассказ об этом событии. Было бы излишне заставлять Вашу Милость дважды выслушивать то же самое, если бы господин Иберти не ссылался на меня как на свидетеля, присутствовавшего при обеих церемониях: в качестве зрителя - при передаче каретки и в качестве участника - при передаче картин. Та и другая церемония мне весьма понравилась, они были отлично проведены разумнейшим господином Аннибале. Правда, он мог бы разрешить мне сделать хотя бы безмолвный поклон Его Величеству, что не помешало бы ему полностью сохранить за собой первую роль; для этого представлялся удобный случай, так как мы находились в общественном месте, куда доступ открыт всем. Я не хочу истолковывать это незначительное обстоятельство в неблагоприятном смысле, но я удивлен таким внезапным оборотом дела, ибо господин Иберти несколько раз говорил мне о письме господина Герцога, в котором ему было решительно приказано [Приписка на полях: особая милость Его Светлости] представить меня Королю. Я не мелочный или тщеславный человек и пишу Вашей Милости не для того, чтобы жаловаться; и я не огорчаюсь, что был лишен этой чести. Я только со всей искренностью рассказываю Вашей Милости о том, что произошло, и уверен, что у господина Иберти были свои основания поступить таким образом, если только память не изменила ему (так как он был занят происходившим). Хотя он не раз имел случай это сделать, он не дал мне никакого объяснения, почему он изменил план, составленный нами за полчаса до того [Приписка на полях: он не сказал мне ни слова об этом].
К Герцогу я был допущен и участвовал в передаче подарков. Он весьма восхищался достоинствами и числом картин. Благодаря всем происшествиям (при умелых исправлениях) они приобрели как бы некую достоверность и видимость старины, так что в большинстве своем без малейшего подозрения были приняты за подлинники, хотя мы нисколько не старались выдать их за таковые. Король, Королева, многие придворные и некоторые художники также осматривали картины и любовались ими.
Теперь, когда у меня нет больше забот такого рода, я могу заняться заказанными мне господином Герцогом портретами и прерву мою работу только в том случае, если буду отвлечен от нее для исполнения какой-нибудь прихоти Короля или Герцога Лермы, который уже сделал господину Иберти какое-то предложение, Я готов повиноваться, так как убежден, что великая разумность этого последнего помешает ему приказать мне сделать что-либо недостойное наших Господ; во имя их я подчиняюсь всему, что он прикажет. Затем, в надежде, что господин Герцог оставит в силе это приказание, я отправлюсь во Францию. Я прошу Вашу Милость прислать распоряжение в частном письме господину Иберти или мне относительно моей службы.
Вашей Милости преданнейший слуга Пъетро Пауло Рубенс.
Аннибале Иберти – Винченцо Гонзага
Вальядолид, 18 июля 1603 г. [итал.]
Светлейший Государь и досточтимый Покровитель.
С регулярной почтой я уже писал, что подарки Его Величеству и Герцогу Лерме были переданы, теперь сообщаю подробности, Для которых в прошлый раз у меня не было времени. [...] Вместе с доном Родриго мы пришли во дворец [Лермы], где для подарков была отведена очень большая зала, весьма подходящая для этой цели; Фламандец разместил их с большим искусством, так что благодаря расположению и освещению каждая картина производила наилучшее впечатление. Поскольку в этой зале, несмотря на ее величину, не хватало места, то в соседней комнате были столь же искусно размещены маленькие картины и «Демокрит с Гераклитом» его работы. Затем вошел господин Герцог в домашнем костюме, один; после обязательных приветствий он стал рассматривать картины одну за другой по порядку, начиная с «Сотворения мира» и «Планет» и переходя затем к произведениям Тициана и другим, пока не посмотрел все большие картины. В каждой из них он обращал внимание на нечто наиболее примечательное. Кроме «Сотворения мира» и «Планет», он почти все их принял за оригиналы, хотя мы об этом ничего не говорили. Когда он думал, что уже рассмотрел все (причем он потратил на это более часа), ему сказали о картинах в другой комнате; войдя туда, он восхитился множеству находившихся там прекрасных и редких вещей. Поистине их можно было так назвать, ибо кисть Фламандца прибавила им много красоты и они стали выглядеть совершенно иначе. Фламандец присутствовал при передаче и каретки и картин; Его Превосходительство говорил с ним весьма учтиво и спросил меня, не послан ли он сюда Вашей Светлостью, чтобы здесь остаться на службе у Его Величества, поскольку это доставило бы ему удовольствие. Не желая, чтобы Вы потеряли этого слугу, я ответил, что он послан только для сопровождения картин и отчета о них, ибо в остальном невозможно было предвидеть вкус Его Величества и Его Превосходительства, но во время его пребывания здесь он в распоряжении Его Превосходительства. Мне кажется, он [Лерма] желал бы заказать ему какую-то картину.
« назад вперед »
|
