Щедрый дар Божий » Влияние Италии » Золотой фундамент » Король художников » Радость всем - горе одному » В поисках мира » Возрожденная молодость » Неиссякаемая мощь »

Питер Пауль Рубенс, 1638 1 2 3 4 5 6 7

Эта перегруженная образами страница свидетельствует о неиссякаемом увлечении Рубенса античными штудиями, и такой его неподдельный восторг разделял его сын Альберт, который теперь занимался изучением греческого языка. Когда мальчик усвоил достаточно, Рубенс заставил его списать самые трудные по смыслу отрывки из греческих источников, чтобы с их помощью проиллюстрировать одну ученую дискуссию, которую он вел в переписке со своим другом Пейреском. Он послал ему несколько весьма лестных отзывов своего сына о нем. «Он оказывает, прежде всего, честь твоему имени и благотворит твой благородный гений». Действительно ли Альберт испытывал такие чувства по отношению к ученому Пейреску, неизвестно, во всяком случае, это вполне можно подвергнуть сомнению. Несколько лет спустя, когда Рубенс отправил его завершать свое обучение в Италию, Альберт даже не пытался нанести по пути туда визит лучшему другу своего отца. Но в конце концов он оказался неплохим, по-своему, антикваром и даже стал авторитетным ученым, знатоком римских монет. Рубенс со времени продажи своей коллекции герцогу Бекингемскому больше не покупал статуй, но, сохранив у себя несколько гемм и камей, теперь начал расширять свое собрание. Во время своих первых родов Елена получала жидкую пищу из выгравированной античной мисочки, которая была одним из его самых дорогих сокровищ. (Правда, Пейреск считал ее современной подделкой, но он был слишком тактичным человеком, чтобы сказать об этом Рубенсу.)
Росла и его коллекция картин. Находясь в Испании и Англии, он сделал еще несколько копий с картин Тициана. Он также приобрел работы своих современников - художников. У него было четыре полотна его покойного друга Эльсхеймера и по крайней мере десять Ван Дейка, который незадолго до возвращения Рубенса на родину, в Антверпен, уехал в Англию, где был назначен Карлом I придворным живописцем. Он занимал эту престижную должность в течение семи лет. Хотя Ван Дейк уже давно перерос влияние, оказываемое на него Рубенсом, они по-прежнему оставались на дружеской ноге. Но в 1630-е годы в жизнь Рубенса вошел другой молодой художник совершенно иного характера. Это был Адриан Броувер, который приехал в Антверпен из Харлема, где он какое-то время общался с Францем Хальсом. Он большей частью рисовал небольшие печальные ландшафты или же картины пьяного веселого кутежа бедняков. Его лучшие работы обладают трагическим напряжением картин Гойи и не имеют веселой ауры, свойственной полотнам его более радостных соотечественников. Брауэр прожил трудную и короткую жизнь. От природы он был наделен гордым, независимым духом, отличался неусидчивостью и меланхолией. Как всегда, Рубенс обнаружил его в тюрьме, куда тот попал за долги, - он добился его освобождения, приодел, накормил и снова поставил на ноги. Так продолжалось, покуда очередной пьяный дебош не привел Броувера к новой беде. Однако мы не располагаем убедительными свидетельствами именно такого хода событий, а кое-какие расследования указывают на то, что причиной его тюремного заключения могла стать его тайная политическая деятельность. Если он на самом деле был политическим агентом, то с полным правом мог претендовать на определенную помощь со стороны Рубенса. Также вполне возможно, что его фатальной слабостью, укоротившей ему жизнь, было пристрастие не к выпивке, а, как почти все полагают, к наркотикам. В то время в Нидерландах укоренилась привычка курить коноплю, а на лицах изображенных на его картинах людей с глиняными трубочками в зубах такое выражение, словно они находятся в групповом трансе, у них навязчивый взгляд наркоманов. Какой бы ни была печальная причина его гибели, он умер в возрасте 32 лет.
Остается неизвестным, существовали ли между ними какие-то политические связи, но Рубенс восхищался работами Броувера. Он приобрел 17 его картин, больше, чем у любого другого здравствующего художника. Даже на его собственных работах заметны признаки влияния Броувэра, особенно в трактовке пейзажа. Рубенс всегда обладал ненасытным художественным аппетитом, позволявшим ему жадно воспринимать новые впечатления и идеи, усваивать, несмотря на свой возраст и громкую славу, приемы живописи, изучая работы художника, на тридцать лет его'младше. Вот как обнаруживается неожиданная связь между Рубенсом, этим неисправимым оптимистом, верующим в доброту и жизнь, и Броувером с его клаустрофобическим представлением о падении человека. Несмотря на то, что Рубенс заявил о своем намерении отойти от политики, эрцгерцогиня по-прежнему полагалась на него и на его полезные советы. Летом 1631 года она настояла на его новой и довольно трудной миссии. Он никак не мог ответить отказом, так как это касалось королевы-матери Франции Марии Медичи. Мария так и не смогла перестать совать свой нос в политику и старалась изо всех сил возвратить прежнее влияние на своего сына Людовика XIII, чтобы подорвать позиции всемогущего кардинала Ришелье. Но все ее закулисные интриги закончились катастрофой, и она была вынуждена бежать из страны в Нидерланды. Рубенс, которого эрцгерцогиня попросила оказать ей теплый прием от своего имени, обнаружил, что Мария Медичи разработала план восстания на родине, которое должен был возглавить ее младший сын, герцог Орлеанский, и к которому (как она с надеждой ожидала) должна была присоединиться половина французской знати. Все, что ей требовалось, пыталась заверить она его, так это незначительная финансовая поддержка со стороны Испании, и тогда ее друзья быстро свергнут ненавистного кардинала.
Насколько Рубенс, этот миротворец, разделял такие кровожадные замыслы, способные вызвать гражданскую войну во Франции? Он хорошо знал Марию Медичи, ее бездарного младшего сына и все ее окружение, чтобы не доверять их способности предпринять какие-то масштабные действия, сохраняя при этом необходимую выдержку и хладнокровие. Но Ришелье, несомненно, был заклятым врагом Испании и Испанских Нидерландов, и представившийся шанс его свергнуть нельзя было так просто упускать. Соответственно, Рубенс в своем пространном послании убеждал мадридский двор оказать финансовую поддержку планируемому восстанию. Он напрасно тратил целые недели, постоянно посещая интриганский дом королевы-матери, сопровождая ее по своей мастерской, показывая ей работу типографии Плантена, когда она совершила официальный государственный визит в Антверпен. Неудивительно, что замыслы Марии ни к чему так и не привели, и весной 1632 года Рубенс умолял эрцгерцогиню освободить его от подобных обязанностей в будущем. «Такой милости мне удалось добиться с гораздо большим трудом, чем любой, дарованной мне прежде», - писал он. Но даже после этого он не мог чувствовать себя до конца свободным. Его больше не привлекали к участию в разработке более чем сомнительных планов Марии Медичи, но по-прежнему использовали для проведения мирных переговоров с принцем Оранским.

  Социальная реклама: »