Петер Пауль Рубенс. Письма. Документы
III. «Галерея Марии Медичи».
Переписка с Пейреском, Валаве и Дюпюи. 1622-1626
Я полагаю, что в последнее время отношение ко мне парижского Двора сильно изменилось, так как господин аббат де Сент-Амбруаз ничего не написал мне после моего отъезда, несмотря на то, что месяц тому назад я послал ему весьма дружеское письмо. Из его молчания я заключаю, что произошла некая перемена ветра, что, впрочем, не слишком волнует меня, и, по секрету признаюсь Вашей Милости, на мой взгляд, все это дело не стоит второго письма. Но если бы Вы могли осторожно навести справки у кого-нибудь имеющего касательство к этому делу, я был бы весьма благодарен. Вообще же, когда я думаю о путешествиях в Париж и потраченном там времени, за которое я не получил никакого особого вознаграждения, я нахожу, что мои труды для Королевы-Матери - весьма невыгодное предприятие, если не приписать к этому счету щедрость Герцога Букингама. Этот последний действительно совершил путешествие в Голландию и заключил с этой страной наступательный и оборонительный союз сроком на пятнадцать лет. Но ему не удалось получить Бриль и другие крепости, переданные некогда королеве Елизавете. Я полагаю, что Вы уже видели сорок статей этого договора. У нас имеются лишь его рукописные копии по-фламандски, и если бы не это обстоятельство, я бы охотно послал такую копию Вашей Милости в благодарность за книги, которые Вы постоянно присылаете мне. Они доставляют мне великое удовольствие, хотя господин де Мёлевелт, Посланник Светлейшей Инфанты, дает мне иногда те же книги.
Флот благополучно прибыл в Кадикс немного дней спустя после ухода англичан и не встретил ни одного вражеского судна - настоящее чудо, как пишет мне сам граф Оливарес. Если бы эскадра пришла на несколько дней раньше, она застала бы англичан в порту; они отправились на поиски нашего флота, причем удивительно, что флотилии прошли так близко друг от друга и не встретились.
Я весьма признателен Вашей Милости за рассказ о дуэлях, но, по правде сказать, следовало бы обуздать этот род бешенства, эту язву, которая истребит весь цвет французской знати. У нас воюют только с внешним врагом, и храбрейшим считается тот, кто отличается служа Королю. Вообще же мы живем мирно, и если кто-нибудь выходит из границ умеренности, его удаляют от Двора и он внушает всем ненависть. Светлейшая Инфанта и господин Маркиз желают, чтобы всякое сведение личных счетов считалось позорным и отвратительным. Тех, кто пытается добиться известности таким способом, лишают военных должностей и почестей; это кажется мне весьма действенным средством, потому что все эти взрывы страстей вызваны лишь честолюбием и тщеславием.
Зимой здесь ничего не будет предпринято, и будут только держаться настороже; если не ошибаюсь, осада Бреды и ее защита истощили обе стороны. Наш дюнкерский флот в превосходном состоянии: он не только уничтожил на этот год рыбную ловлю, но и захватил отличные трофеи.
Я бы очень хотел узнать правду о следующем. Здесь утверждают, что Английский Король обращается с Королевой не так, как того требуют ее происхождение и достоинство, что для говения она с трудом добилась мессы без певчих и вообще в этом Королевстве очень дурно относятся к католикам. Во всяком случае, испанцы радуются, что не поверили англичанам. Но, по-видимому, политические страсти играют в этом известную роль. Поверенные в делах Испании и Фландрии только что отозваны из Лондона. Это, на мой взгляд, может быть лишь признаком войны. И действительно, когда я вспоминаю наглость и причуды Букингама, мне становится жаль юного Короля, который, следуя дурному совету, без нужды бросается сам и увлекает свой народ в безумнейшую авантюру. Ведь если войну можно начать по желанию, то кончить ее по желанию не так-то просто.
В настоящее время мне больше нечего сообщить Вашей Милости, и в заключение я от всего сердца целую Ваши руки и молю небо даровать Вам и господину Вашему брату много счастия в Новом году.
Лакен близ Брюсселя, 26 декабря 1625 года.
Вашей Милости преданнейший слуга Пъетро Паоло Рубенс.
Рубенс – Джанфранческо Гуиди ди Баньо
[Лакен], 1 февраля 1626 г. [итал.]
Славнейший и досточтимейтпий Синьор.
Из-за различных препятствий мне только сегодня утром удалось поразмыслить над вопросом Вашей Милости, но я не могу ответить Вам так точно, как желал бы, ибо у меня нет моих книг и записей. Однако я сообщу Вам свои размышления в той мере, в какой мне служит память. Если не ошибаюсь, храм Дианы в Эфесе был выстроен не одним каким-либо царем или государством, sed ab universis si-ie populis [но всеми народами Азии.- Лат.], в особенности йонянами и греками, обитавшими в Малой Азии. Они не могли закончить постройку в течение четырехсот лет или, как говорят некоторые, двухсот двадцати. Помнится, я читал, что первое, самое древнее здание было почти целиком из бронзы и погибло, поглощенное землетрясением. Затем его выстроили вновь в болотистой местности, где часто попадались угли. Этот храм сгорел, если не ошибаюсь, в ночь, когда родился Александр Великий; поэты говорят, что Диана (она же Люцина) не смогла уберечь свой храм от огня, так как отправилась помогать Олимпиаде при родах этого великого царя; храм был восстановлен во времена Филиппа, сына Аминты, отца Александра, но его поджег преступный Герострат [На полях: Я но могу с уверенностью утверждать, что виновником пожара был Герострат]. Храм был вновь выстроен в дни правления Лисимаха, но не на его средства, а на деньги тех, кто построил его вначале, то есть народов всей Азии. Если память мне не изменяет, он был разрушен семь раз - огнем, землетрясением и нашествиями варваров - и каждый раз его восстанавливали эти народы. Так продолжалось вплоть до римского владычества, и в правление Августа и Тиберия они отстроили его вновь.
Правда, многие цари и тираны внесли свою лепту в постройку этого здания, а также посылали храму дары, соперничая между собой. Но я знаю, что ни один из них не прославился тем, что сам восстановил и вновь освятил его. Вот все, что я сейчас могу сказать Вам, приводя в оправдание свою слабую память. Возможно, я что-то забыл или в чем-то ошибся. Кончая, сердечно целую руки Вашей Милости и покорнейше препоручаю себя Вашему благорасположению.
Вашей Милости покорнейший слуга Пъетро Паоло Рубенс.
« назад вперед »
|
