Петер Пауль Рубенс. Письма. Документы
III. «Галерея Марии Медичи». Переписка с Пейреском, Валаве и Дюпюи. 1622-1626
Здесь обдумываются два славнейших предприятия; одно из них - это проведение нового судоходного канала, который должен соединить Маас в окрестностях Мастрихта с рекой, называемой Демер, вблизи Мехельна; расстояние там 15 миль. Я видел план, позволяющий надеяться на отличный успех этого предприятия, однако его осуществление будет долгим и дорогостоящим. Второй проект - отвести воды Рейна и тем лишить защиты обширные вражеские земли; тогда все притоки Рейна станут беспрепятственно впадать в Велуву и вся страна до Утрехта будет нашей данницей. Но я еще не видел плана этих работ и полагаю, что он еще не разработан во всех подробностях. Если подобные проекты начнут осуществляться, то война в этих местах станет неизбежной, ибо несомненно, что голландцы с оружием в руках попытаются воспрепятствовать нам, и мы можем достичь успеха только силой.
Три дня тому назад я получил короткое письмо от господина Жербье, написанное 30 июня старого стиля. Он шумно торжествует по поводу своего покровителя Букингама и, между прочим, говорит, что все хитросплетения врагов никогда не могли поразить Герцога до такой степени, чтобы отвратить его от склонности к живописи и другим искусствам.
Граф-герцог Оливарес - Рубенсу
Мадрид, 8 августа 1626 г. [испан.]
Вы не пишете мне о кончине Вашей супруги (проявляя тем самым Вашу обычную сдержанность и скромность), однако я узнал об этом и сочувствую Вашему одиночеству, ибо знаю, как глубоко Вы ее любили и чтили. Я рассчитываю на Вашу рассудительность и полагаю, что в подобных случаях уместнее сохранять мужество и подчиняться воле Божьей, нежели отыскивать поводы для утешения. Я сам нуждаюсь в них более чем кто-либо, когда рассматриваю истинные причины постигшего меня горя: в двадцатидвухлетнем возрасте скончался мой племянник Кардинал де Гусман, а несколько дней спустя умерла моя единственная дочь, с которой я связывал надежду на продолжение моего рода. Я любил ее не столько за то, что она была моей дочерью, сколько за ее добродетель, ум и благородный характер - качества, достойные уважения. Она скончалась после неудачных родов, так что я потерял все и мне не на что более надеяться и нечего бояться в этом мире. Однако Господь отмерил мне забвение и утешение той же мерой, что и страдание; в эту тяжелую минуту, когда Вами владеют естественная привязанность и нежность, я с радостью подтверждаю свое к Вам расположение и докажу его делами лучше, чем словами. Я говорю с Вами, как с человеком рассудительным, чтобы, несмотря на все мои заботы и труды, показать Вам, сколь высоко я ценю качества и дарования, полученные Вами от Бога, и какое удовлетворение доставляет мне Ваша дружба. Прекрасным ее подтверждением служит портрет, который Вы дали напечатать; он свидетельствует, что Любовь подсказывает истинные Идеи, как и изображает видимые вещи, и что она порождает надежды, превосходящие достоинства.
Что касается эмблем, скажу, что, избавившись от всех личных земных забот, я теперь более чем когда-либо обязан заботиться об успехе доверенных мне дел государственных. Если Господь ниспошлет мне необходимые для этого разум и силы, я смогу оценить портрет по достоинству и верить, что его предсказания не ложны. Бог да хранит Вас, как Вы того заслуживаете.
Дон Гаспар де Гусман.
Джованни Батиста Бертольдо – эрцгерцогу Леопольду
Брюссель, 28 августа 1626 г. [итал.]
Светлейший Государь и милостивейший мой Покровитель.
С прошлой почтой я получил Ваше всемилостивое послание от 31 июля с приказанием договориться с Рубенсом о картине, которую Вы желаете иметь. Рубенс в настоящее время в отъезде из-за смерти его жены, случившейся недавно. Говорят, что вскоре он должен вернуться в Антверпен, куда я к нему и отправлюсь и передам ему приказания Вашей Светлости; однако я еще не получил сведений о размерах картины в ширину и в высоту. [...]
Рубенс – Пьеру Дюпюи
Антверпен, 17 сентября 1626 г. [итал.]
Славнейший синьор.
По-видимому, господин де Валаве уехал, наконец, из Парижа, поскольку он сообщил мне точный день своего отъезда. Я весьма о том сожалею, ибо лишился поистине прекраснейшей беседы в письмах, если учесть пунктуальность и удивительное рвение, с которым он использует любую возможность сделать приятное друзьям. Прошу Вашу Милость извинить меня за беспокойство и, поскольку Вы оказываете мне честь своими письмами, только пересылать мне переписанные за мой счет важнейшие политические новости; по чести, Ваша учтивость не должна простираться далее. К сожалению, здесь нет такого, как у Вас, удобного обыкновения публиковать новости. Всякий сам разузнает их как может, так что нет недостатка в разных сказках и шарлатанах, печатающих сообщения, недостойные слуха порядочных людей. Я постараюсь сообщать Вам не пустяки, sed summa sequar fastigia rerum [но прослеживать основные вещи. - Лат.]. Пока ничего нового не произошло с тех пор, как я с прошлой почтой довольно подробно описал господину де Валаве нападение голландцев на Килдрехт и поражение, нанесенное графом Тилли королю Дании. Это последнее сообщение подтверждается сейчас во всех подробностях. Мне было бы жаль, если бы то письмо не попало в руки господина де Валаве. Он пишет, что должен уехать из Парижа во вторник, а письма из Фландрии приходят туда, кажется, по средам. Мне это было бы тем более неприятно, что из-за отлучки я не мог написать ему с предыдущей почтой. Целую руки Вашей Милости, прошу передать мои приветствия господину Советнику де Ту и Вашему брату и умоляю Вас и их обоих сохранить свое ко мне благорасположение.
Вашей Милости преданнейший слуга
Пъетро Паоло Рубенс.
13 сентября посвящен в сан епископа Гертогенбосха тот самый доминиканец по имени Мишель Оповио, который сидел в тюрьме в Хесдене близ Гааги за попытку склонить к измене господина Ван Кесселя, коменданта Хесдена. При этом он едва избежал смерти, а теперь счастливо выменял митру на петлю.
« назад вперед »
|