Распятый Христос, 1610-1611

Последний автопортрет, 1639 1 2 3 5 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36

Будучи сильно привязан к своему искусству, он тем не менее всегда отдавал часть своего времени изучению изящной словестности, то есть истории и латинской поэзии, которую он прекрасно знал. Он отлично владел как латынью, так и итальянским языком, что явствует из его рукописных заметок о живописи, где он приводит относящиеся к сему предмету цитаты из Вергилия и других поэтов. Не приходится, таким образом, удивляться обилию его мыслей, богатой его изобретательности, эрудиции и ясности его аллегорических картин и прекрасному уменью передавать сюжет, включая лишь вещи, ему присущие и для него характерные. Великолепно зная все о событии, которое он желал изобразить, он проникал в него глубоко и как бы воскрешал его, причем неизменно сохранял верность природе. Он редко посещал своих друзей, но принимал посетителей так любезно, что все любители изящного, все ученые и просто иностранцы любого звания, приезжавшие в Антверпен, приходили к нему поглядеть на него самого и на его художественную коллекцию, одну из лучших в Европе. Среди прочих принц Сигизмунд Польский и инфанта Изабелла, возвращавшаяся после осады Бреды, оказали ему честь своим посещением.

Он редко делал визиты, имея на то свои причины, однако никогда не отказывал живописцам, если те просили его прийти взглянуть на их работы. С отеческой добротой он высказывал им свое мнение, а иногда брал на себя труд подправить их картины. Он никогда не осуждал чужих произведений и находил нечто хорошее в любой манере. Хотя он многое зарисовал и скопировал в Италии и в других местах, а также располагал многочисленными отличными эстампами и античными медалями, он тем не менее содержал в Риме и в Ломбардии молодых людей, которые зарисовывали для него все лучшее, чем он мог бы воспользоваться при случае, дабы оживить свою фантазию и пробудить свой гений. В последние годы, желая устроить свою жизнь еще более спокойным образом, чем прежде, он купил поместье Стеен, находящееся между Брюсселем и Мехельном. По временам он уединялся там и находил удовольствие в писании пейзажей с натуры, поскольку эта местность очень привлекательна и отличается чередованием полей и холмов. Чтобы изучать искусство так, как он это делал в Италии, недостаточно одного практического опыта; нужны еще знания и способность к глубоким размышлениям. Недаром он сопровождал многие свои рисунки пером рассуждениями и цитатами из древних авторов. Я видел исполненную его рукой книгу, где изображения и рассуждения располагались рядом. Там были замечания об оптике, о размещении и размерах светлых и темных пятен на картине, об анатомии и архитектуре, а также любопытнейшее исследование об основных страстях души и о человеческих действиях, как их описали поэты, вместе с изображениями их пером, срисованными с работ лучших художников, и прежде всего Рафаэля. Таким образом, поэзия одних раскрывала достоинства живописи других независимо от того, работали эти мастера на основании знаний или одного лишь совершенства своего гения. В той книге были битвы, бури, игры, любовные сцены, казни, смерть в различных видах и другие подобные события и проявления страстей, причем некоторые были срисованы им с античных произведений.

Все области его искусства были ему столь привычны, что он с одинаковой легкостью рисовал и писал красками. Поэтому встречается почти столько же исполненных им маленьких картин, сколько и больших, первыми набросками и эскизами которых они служат. Среди его эскизов одни слегка намечены, другие довольно закончены, в зависимости от того, насколько полно он представлял себе то, что должен был изобразить, и насколько он был расположен работать. Некоторые служили ему как бы оригиналом, в котором он написал с натуры предметы, потребные для большой картины, куда он и переносил их, лишь слегка изменяя по мере надобности. Зная все это, не удивляйтесь почти бесконечному числу его картин, а также моим словам, что ни один художник не оставил столько произведений, несмотря на государственные дела, которыми он вынужден был заниматься. Большинство его работ воспроизведено в эстампах, лучшие из которых были под его наблюдением исполнены Паулем Понциусом, Лукасом Ворстерманом, Больсвертом и Питером де Йоде - все четверо были прекрасными мастерами. У него было немало учеников. Самые умелые среди них - Питер Соутман, живописец Сигизмунда, короля польского; Ян ван Хук, живописец эрцгерцога Альберта; Юст ван Эгмонт, Эразм Квеллин, Антоний ван Дейк, Теодор Ван Тульден, Абрахам Дипенбек и другие, чьих имен я сейчас не помню. Вот вкратце то, что вы хотели знать о жизни Рубенса; сказанного достаточно, чтобы удовлетворить ваше любопытство в ожидании, пока какое-нибудь красноречивое перо не сообщит вам больше. Все стали удивляться, что столь великие дарования были соединены в одном человеке, избравшем среди них живопись.
- Напрасно вы находите странным, - сказал Филарх, - что столько редких качеств соединяются в великом художнике: напротив, следовало бы удивляться, когда большой художник лишен иных достоинств. Ведь все эти прекрасные качества не случайны, они порождены великим и мощным гением, описать который можно многими способами, подобно тому, как Рубенс писал свои картины.
- Действительно, - заметил Дамон, - я никогда не видел у других художников того удивительного разнообразия живописных манер, которое заметно в этой коллекции. Кажется, что художник, написав картину в одном вкусе, изменил свой дар и склад ума, чтобы написать следующую в другом.

  Социальная реклама: »